Владимир Биндеман: «Архитектура у нас вполне уже западная, но уважение к архитекторам по-прежнему в дефиците»

В четверг в Музее архитектуры открывается выставка «Город Архитектуриум», посвященная 10-летию одноименно архитектурной мастерской. О том, что сделано за этот срок, мы беседуем с ее основателем архитектором Владимиром Биндеманом.

 

Архи.ру: Владимир Николаевич, давайте начнем с самого начала: как был создан «Архитектуриум»? Как придумалось это название и какой проект стал для мастерской первым?

Владимир Биндеман: «Архитектуриум» был основан в мае 2004 года. К тому моменту я уже почти десять лет как перестал работать в ЦНИИП реконструкции городов и вместе с несколькими коллегами-единомышленниками занимался частными заказами. Весной 2004 года наша команда победила в конкурсе журнала «Современный дом» на поселок таунхаусов «НовоАрхангельское», и именно это стало поводом для создания настоящей мастерской. Что же касается названия, то это, можно сказать, домашняя заготовка, отсылающая к «солидным» латинским терминам, заканчивающимся на «иум». Хотелось, чтобы в названии бюро присутствовало слово «архитектура», плюс я в тот период времени очень увлекался творчеством Бориса Гребенщикова… Теперь мы нашим клиентам и коллегам любим объяснять, что «Архитектуриум» – это место, где мирно сосуществуют архитектура и архитекторы.

– Иными словами, «НовоАрхангельское» стал для мастерской «стартовым» проектом, с которого началась ее специализация на поселках таунхаусов?

– Этот проект не принес нам никакой прибыли, но действительно сделал нас известными, благодаря чему мы впоследствии получили немало заказов на разработку проектов поселков таунхаусов. И даже наш нынешний «многосерийный» проект – Олимпийская деревня «Новогорск» – пришел к нам благодаря «НовоАрхангельскому». Что касается темы таунхаусов, то я погрузился в нее с начала самостоятельного фриланса в 90-е годы и, можно сказать, продолжаю развивать эту тему, идя по пути «от коттеджа к микрорайону». В 1998-99-м я буквально «горел» этой темой, предлагая ее инвесторам и убеждая их, что таунхаус перспективней и лучше коттеджа и гораздо больше подходит для подмосковного пригорода. Результатом стали первые 3 таунхауса для «МИЭЛЬ» в Ромашково, спроектированные и построенные в 1999-2000 гг.

Затем был конкурс с тем же инвестором на «Барвиху-Club» и уже упоминавшееся «НовоАрхангельское». В последнем мы серьезно поупражнялись с планировочными вариантами блокировки и придумали 5 различный комбинаций. Затем последовали поселки - «кварталы» для «МЕТРА-девелопмент» – «Ильинский» и «Рижский», где мы совершенствовали свои наработки и архитектурную стилистику.  Ну, а проекты для «Олимпийской деревни» соединили в себе весь накопленный опыт.

– Чем именно Вас так привлекал таунхаус?

– Прежде всего, своими планировочными возможностями. Вариабельностью компоновок, позволяющей создавать среду маленького уютного городка. Таких возможностей коттеджный поселок не предоставляет. К застройке таунхаусами можно было применить понятие community, чего не скажешь о «зазаборных» коттеджах. Из таунхаусов можно делать улицы, дворы и даже площади. Мне было бесконечно интересно заниматься этим.

– Вы говорите об этом в прошедшем времени? Но ведь «Архитектуриум» по-прежнему занимается таунхаусами, взять хотя бы третью очередь «Олимпийской деревни Новогорск» или поселок «Андерсен», в котором, наряду с малоэтажной квартирной застройкой, также есть таунхаусы.

– Я надеюсь, что эти два проекта – наше последнее высказывание на тему данной типологии. Сейчас в этом вопросе я абсолютный скептик и полагаю, что таунхаус не для России. По крайней мере на нынешнем этапе развития. Объективно, таунхаус предназначен для толерантных сообществ, открытых, дружелюбных. Кроме этого, добрососедских и законопослушных, ибо проживание в блокированном доме предполагает уважение к соседу и к самому дому. Жизнь «стена к стене» на участке в среднем 9 метров шириной, заставляет здороваться с соседом и спокойно относиться к тому, что его дети слишком громко общаются друг с другом. Уважительное отношение означает и то, что ты не станешь строить беседку шириной во весь свой участок, наполовину затеняя при этом соседний, и не будешь уродовать общий дом самопальными пристройками и переделками.

Дело в том, что приобретатели таунхаусов – это очень специфичная прослойка потребителей загородной недвижимости. Таунхаус для многих – это «уже не квартира, но еще не коттедж», а поскольку жить хочется все же в коттедже, то и отношение к приобретенному дому как к индивидуальному. Перестраиваемость и перекраиваемость этих объектов просто зашкаливает: ни мы, ни другие наши коллеги, построившие таунхаусы, не могут быть уверены в том, что увидят их в задуманном виде через полгода после продажи. И дело вовсе не в том, что планировки оставляют желать лучшего, – дело в самих потребителях и продавцах недвижимости. Одному из таких заказчиков я задал вопрос: «Если Вы хотите так много переделать и пристроить еще половину от приобретенной площади, почему вы не купили землю и не построили индивидуальный дом?». Ответ был обескураживающим: «А я уже построил дом. Теперь хочу таунхаус.» No comments, как говорится.

В общем, от пионера движения таунхаусов я за эти годы пришел к полному его отрицанию. Потому что в итоге работа над проектом сблокированных домов сводится к тому, чтобы заранее продумать все, что жильцы потом могут переделать, и не допустить этого. Я ведь даже плоскую кровлю не могу себе позволить: в том же Ромашково, например, все шикарные плоские кровли были надстроены...

– Может быть, расширение Москвы способно как-то изменить ситуацию? Насколько я понимаю, тот же «Андерсен» оказался после расширения столицы именно московским объектом, и не секрет, что Москва более строго следит за ходом реализации утвержденных проектов, чем область.

– Не могу не признать: определенный порядок в этой сфере после того, как юго-запад области стал Москвой, был наведен. И тот же заказчик «Андерсена», например, очень надеется на то, что построенные объекты сохранятся в своем первоначальном виде, а мы, в свою очередь, рассчитываем на то, что придуманное нами благоустройство удастся реализовать в полной мере, что придаст проекту целостность и комфорт продуманного и обжитого пространства.

– Если с таунхаусом вы заканчиваете, то какая типология вам сегодня наиболее интересна?

– Это по-прежнему комплексное освоение территорий, но уже малоэтажное и среднеэтажное жилье. В частности, очень хотелось бы сломить нынешнюю скудость предлагаемых застройщиком квартирограмм. Это же позор, что фактически сегодня проектируются лишь однушки и двушки, которые проще всего продать. Застройщик рассуждает просто: «Если кому-то нужно больше, он купит две квартиры». Но мы же понимаем, что конструктив дома не резиновый! Хорошая трехкомнатная квартира не тождественна объединенным однушке и двушке: в несущих стенах жильцам в лучшем случае позволят сделать стандартный проем. Я поэтому, кстати, сейчас всегда прошу конструкторов заранее думать о подобных вещах и проектировать побольше колонн, поменьше пилонов. В Новогорске нам, например, пришлось железобетонные пилоны переносить.

- В одном из интервью Вы сказали, что архитектура стала товаром, – это, по-моему, очень точно объясняет ситуации, которые Вы описываете...

– Достаточно послушать, как современные девелоперы и застройщики говорят об архитектуре. То, что мы делаем, они называет не иначе, как «продукт». И этот «продукт» считается успешным только в том случае, если быстро распродается. Вообще должен заменить, что влияние на проект отделов продаж и их креативных руководителей сегодня становится просто тотальным, а конечное решение принимает не один человек, а целая структура. Кроме того, что это страшно неудобно и невероятно долго по времени, это еще и говорит об уровне доверия профессионалам: его сегодня фактически нет.

И если основная цель проектировщика – качественная архитектура, то цель девелопера – побыстрее продать «продукт». Наверно, в период становления капитализма так происходит везде. Я сейчас читаю «Нью-Йорк вне себя» Рема Колхаса: так, в США в 1930-е годы происходило то же самое, даже Рокфеллеровский центр многократно переделывался в угоду арендаторов. Думаю, что противостоять этому можно только с помощью постоянных личных коммуникаций и убеждений.

– Значит, все-таки есть заказчики, которые поддаются?

– Считанные единицы. Много бездушных менеджеров, которые вежливо тебя слушают, но сделают так, как проголосует их совет. Сейчас, к сожалению, нет ярких личностей в девелопменте. У авторитарных руководителей свои минусы, но бесспорно одно: творческие личности создают тренд, а пассивные следуют ему, идут в фарватере, ни на что не «заморачиваясь».

– Как организована работа в «Архитектуриуме»? Бригадный принцип или одна большая бригада под Вашим руководством?

– Изначально, конечно, у нас была одна бригада. То же «НовоАрхангельское» мы делали впятером. Сейчас несколько бригад. Но они не постоянны по своему составу: формируются под конкретный объект. Всего в мастерской сейчас работает 30 человек, из них 4 конструктора, 4 офисных работника, а остальные архитекторы, из них пять ГАПов.

– Насколько активно сегодня лично Вы вовлечены в разработку проектов мастерской?

– На мне, как и всегда, принципиальное архитектурно-планировочное решение, проработка вариантов и выбор оптимального. Поскольку я «играющий тренер», эскизы делаю сам. Это касается и градостроительных, и архитектурных проработок. При этом ГАПы и все архитекторы мастерской, желающие предложить свою идею, всегда могут это сделать, более того, я настоятельно прошу их об этом – мне кажется, только так по-настоящему хороший вариант имеет шансы родиться. Вообще, чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что современная архитектура не может быть основана на вкусе архитектора. Особенно когда речь идет о градостроительстве. Приведу простой пример. Был период, когда я считал, что крыши малоэтажного жилья должны быть синими. «НовоАрхангельское» именно так сделано, пансионат в Сочи тоже, причем я всегда очень настаивал на этом, заставлял заказчиков следовать и переплачивать за соответствующие материалы. А сейчас оглядываюсь на тот период и думаю: ну чистый волюнтаризм же! В общем, куда правильнее искать рациональные, а не эмоциональные обоснования архитектурных решений.

– А есть заказы, от которых «Архитектуриум» отказывается?

– У нас почти не бывает отдельных объектов. Так сложилось, что, в основном, мы работаем с территориями, делаем проекты комплексной застройки. Сейчас мне, наверно, уже было бы даже странно взять в работу какой-то отдельный объект. Ну разве что в Москве. Да и то, работу над проектом мы бы обязательно начали бы с изучения градостроительного контекста, а закончили бы благоустройством. А вот, кстати, если заказчик не готов отдать нам благоустройство, мы не беремся за проект. Мы убеждены в том, что благоустройство -  пятый фасад архитектуры, более важный чем кровля, и оно должно быть прямым продолжением идей и образов, заложенных в проект самого сооружения.

– Какими качествами должен обладать архитектор, чтобы быть принятым на работу в Вашу мастерскую?

– Основное требование, чтобы человек любил и понимал современную архитектуру. И чтобы не был всеядным.

– А если говорить о современной западной архитектуре, то какие примеры Вам хотелось бы перенести на национальную почву?

– Мне кажется, архитектура у нас вполне уже западная. Закавыченный классицизм перестал быть массовым трендом, и это мне кажется едва ли не главным достижением последних десяти лет. Помню, когда мы выставляли «Ромашково» на конкурс «Под крышей дома» в 2002 году, наши планшеты окружали сплошные замки и шале, а сегодня шале, к счастью, уже днем с огнем не сыщешь. Поэтому если что и хотелось бы позаимствовать у Запада, так это уважительное отношение к работе архитектора – как со стороны заказчиков, так и со стороны общества.

 

текст: Анна Мартовицкая

Источник: http://archi.ru/russia/55679/ladimir-bindeman-arkhitektura-u-nas-vpolne-uzhe-zapadnaya-no-uvazhenie-k-arkhitektoram-po-prezhnemu-v-deficite

23 июня 2014 г.